— Мой кузен Брайан никогда не работал в холдинге, и еще несколько моих родственников. Сестра уволилась в этом году. Они ушли из-за той гонки на выживание, которую устроил Патрик, а он слишком упрям, чтобы это признать.
Обри проклинала себя за то, что испортила ему настроение. К тому же любая информация об ИХЭ, исходящая от Лайама, ставила ее в двусмысленную ситуацию: хотелось понять его проблемы и, может быть, попытаться помочь ему, но в то же время она помнила, что ее отец тоже ждет от нее помощи.
— Лайам, возможно, тебе также стоит подумать об увольнении. Может быть, тебе стоит заняться виноделием? В Напа больше двух сотен виноделен, и большинство из них частные.
— Я не могу уйти из ИХЭ.
— Не можешь или не хочешь?
— И то и другое. Выбери, что тебе больше нравится.
Его глаза опять стали беспокойными и тоскливыми, как в Нью-Йорке, но Обри решила не давить на него. Если бы Лайам был готов переменить жизнь и воплотить свои мечты, он сделал бы это без ее уговоров. Она решила сменить тему.
— Я люблю это место. У меня так много счастливых воспоминаний о нем. Когда на работе совсем достанут, я утешаю себя мыслями, что все брошу и вернусь сюда.
— Почему ты этого не делаешь?
— Все потому же. Долг перед семьей.
— И когда ты его выплатишь?
Хороший вопрос. Обри начинала подозревать, что, как бы она ни старалась, ее отец вряд ли это оценит.
— А ты когда? Тебе же плохо в ИХЭ, возможно, стоит уйти?
— А тебе?
— А я не могу. — Она заколебалась. — Мой отец никогда не хотел дочь. Я ему не нужна была ни до развода, ни тем более после. Когда случилась эта история с отчимом, я слышала, как он говорил секретарше, что я свяжу его по рукам и ногам. А потом он сказал: «Я так хотел сына. Будь она мальчиком, все сложилось бы по-другому. Я был бы рад забрать ее к себе».
Лайам тихо выругался.
— И что ты теперь делаешь? Пытаешься заменить ему сына?
Грустная улыбка появилась на ее губах.
— Мы — два сапога пара. Несчастные, но не способные что-либо изменить.
— Изменять что-либо… — Он пожал плечами и повернулся к окну, чтобы рассмотреть роскошный особняк, мимо которого они проезжали.
— …страшно, — закончила она за него.
— Опасно и эгоистично. Слишком многих людей это затронет и разочарует. Включая меня самого.
Лайам хорошо выразил ее собственные чувства. Она не хотела разочаровывать отца, не хотела разочаровать саму себя, так и не доказав ему, что достойна его уважения.
Да, он хотел сына. И что теперь? Она прекрасно справляется с их семейным бизнесом. И хочет, чтобы он наконец это заметил. Хотя бы раз. А потом она уйдет.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Ошеломляюще красиво! — сказала Обри.
Лайам оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее. Он не понял, имела ли она в виду виноградники, или дом Лурэ, или все вместе.
— Ошеломляюще красиво, — подтвердил Лайам. Но он говорил о ней, не о виноградниках или домах. Когда ему наконец наскучит смотреть на нее, заниматься с ней любовью, просто находиться рядом? Что он будет делать, когда все это кончится? Как сможет, вернувшись в Нью-Йорк, забыть, что она живет всего в двух шагах от него? Но если он не сделает этого, то останется без работы.
После вчерашней поездки на Винном поезде она преподнесла ему еще один сюрприз — наняла самолет и показала ему Напа с высоты птичьего полета. Они немного покружили над долиной, а затем долетели до калифорнийского побережья. Закат над Тихим океаном поразил Лайама. Привыкший видеть, как солнце садится за небоскребы, он с замиранием сердца смотрел, как огненный шар погружается в океан.
Лайам припарковал автомобиль и вслед за Обри направился в зал дегустации винодельни Эштона.
Я могу вам помочь? — спросила женщина, очень похожая на Обри ростом, комплекцией и цветом волос. Затем она вышла из-за высокой барной стойки, и Лайам увидел, что женщина была на последних месяцах беременности.
Как будет выглядеть Обри беременной? — пронеслась у него в голове неожиданная мысль. — И от кого она будет беременна?
Обри Холт делала для него больше, чем он смел рассчитывать. В Нью-Йорке и здесь. В постели и вне ее.
Он не хотел с ней расставаться. Никогда.
Это неожиданное открытие так потрясло его, что ему показалось, будто на него рухнула винная бочка. Он не мог дышать, не мог двигаться, не мог говорить, потому что наконец понял.
Он влюбился в дочь врага.
Все четыре часа экскурсии Лайам не посмотрел на Обри, ни разу не подошел к ней и не заговорил с ней. Молчание висело между ними, как грозовое облако. Она в замешательстве кусала губы.
Когда они возвращались к машине, Обри пришлось почти бежать, чтобы угнаться за Лайамом, который мрачно шагал впереди.
Несколько миль они проехали в полной тишине, и ее нервы натягивались все туже с каждым поворотом дороги. Наконец она не выдержала:
— Лайам, что-то случилось?
Он не отрываясь смотрел на дорогу.
— Много всего.
Обри лихорадочно прокручивала в голове весь день с самого утра, пытаясь понять, что она или кто-то еще сказал или сделал, что могло бы так расстроить Лайама. Ничего не приходило ей на ум.
— Ты не против, если мы не поедем сегодня смотреть гейзер? — спросил он. — Я хочу вернуться домой.
— Конечно. Гейзер никуда не денется. Оставшиеся минуты пути походили на долгие часы.
Едва они вышли из машины, как Обри поймала его за руку.
— Я что-то сделала не так?
— Нет. Я сделал кое-что не так. — Лайам провел рукой по лицу, потом посмотрел Обри прямо в глаза. То, что она увидела в этом взгляде, заставило ее сердце остановиться. — Я влюбился в тебя, Обри.
Он сказал это. Те слова, которые она всегда хотела от него услышать. Но теперь, когда это произошло, самые разные чувства бурлили у нее в груди. Восторг быстро сменился трезвым скепсисом. Она видела по его лицу: он искренне верит в то, что любит ее. Но она-то знала, что это не любовь. Это страсть. Чувство, которое нахлынуло так быстро, должно так же быстро иссякнуть.
Но прежде чем она успела возразить Лайаму, он остановил себя сам:
— Но что хорошего в любви, если у нее нет никакого будущего? Наверное, я хотел бы уйти из холдинга, обосноваться здесь в Напа. Но я не могу, Обри. Я единственная рессора внутри ИХЭ. Единственный, кто может спасти холдинг и семью от развала. — Лайам поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Это прикосновение немедленно отозвалось внизу ее живота. — И я сомневаюсь, смогу ли убедить тебя уйти из «Холт Энтерпрайзиз», пока ты считаешь, что должна что-то доказывать своему отцу.
Он мог бы еще добавить, что его дед ни за что не примет ее в семью, если она будет продолжать работать на Мэтью Холта. Но и так все было ясно.
— Нет, я не могу уволиться. Пока я к этому не готова. И, может быть, не буду готова никогда.
Ее сердце разрывалось от счастья и тоски. Она ведь знала, что их отношения должны закончиться, почему же тогда так больно? Она схватила его руку и уткнулась лицом в ладонь.
— Я люблю тебя, Лайам. Но все это обрушилось на нас слишком внезапно и так же внезапно кончится. Любовь такой не бывает. Это только страсть. И она быстро перегорит.
Он нахмурился.
— Ты хоть веришь в то, что говоришь?
— Да. Я видела такое много раз. Моя мать после развода с отцом умудрилась еще четыре раза влюбиться с первого взгляда и до безумия. Каждый раз она с горящими глазами убеждала меня, что вот теперь наконец-то встретила настоящую любовь. Потом проходило несколько месяцев, максимум год, она звонила мне, мы встречались за ланчем, и она опять рыдала, что ненавидит очередного своего мужа, что жизнь опять ее обманула, а вся любовь растаяла, как дым.
Он мрачно смотрел на нее.
— И ты думаешь, что у нас будет так же?
— Я очень боюсь этого.
— Что, если нет?
Даже если и так, это ничего не меняет. Их семьи всегда будут стоять между ними.